«Одна, но пламенная страсть»

мы обычно не располагали подходящей площадкой для выступлений, это никого не смущало,— рассказывает Александра Васильевна,— составлялись вместе столы, накрывались сколоченными досками или даже клеенкой, и на такой сцене мы танцевали. А чтобы она не развалилась во время концерта, столы поддерживали сами зрители. Мы нередко попадали под бомбежки, артобстрелы, но после некоторых пауз концерты продолжались как ни в чем не бывало.
В 1944 году мы вернулись в освобожденный Минск. Шли к театру, здание которого возвышалось среди руин и было видно чуть ли не со всех концов города, и гадали, где какая улица была раньше. Театр был разорен и разграблен, фашисты устроили в нем конюшню.
И тем не менее работа началась. Необычный вид имели интерьеры театра в первые послевоенные годы. Во многих помещениях закулисной его части жили артисты, и, идя по длинным коридорам, можно было узнать, что сегодня на обед у балетной труппы, а что у оперной, ибо готовили на керосинках и керогазах тут же в коридорах. В балетном зале стояла «буржуйка», которая нещадно дымила. Театр не отапливался, и, чтобы согреться, артистки бегали на 5-й этаж, а вокруг делающей 32 фуэте балерины образовывалось легкое облачко пара. Поскольку электрического света также не было, вечерами репетировали при коптилках, а балетмейстеру В. Вайнонену, который ставил тогда «Арлекинаду»,